IPB Elegia Style© Fisana

Перейти к содержимому


Бомбы взрываются - сейчас или никогда


  • Вы не можете ответить в тему
В этой теме нет ответов

#1 Philipp K

    菲利普·庫拉科夫

  • Administrators
  • 17468 сообщений
  • Пол:Мужчина
  • Город:Москва

Отправлено 08 April 2008 - 07:23

Евгений Гришковец об авторской щедрости и новом романе
апрель 2008

В небольшой квартире в глубине арбатских переулков стоят три стола с компьютерами - маленький московский штаб Евгения Гришковца. На кухне стоит чайник, на кухонном столе - тарелка с овсяным печеньем. На книжных полках стоит много книжек, в том числе, буквально вчера отпечатанные издательские новинки. В очереди на интервью мы сегодня не первые и не последние. Поэтому, когда Евгений предоставляет нам себя, мы первым делом просим его сменить рубашку. Чтобы фотографии казались эксклюзивными. Евгений с радостью надевает плащ, застегивается на все пуговицы, повязывает шарф, и мы приступаем к делу.

- Вы следите за литературными новинками? Их тут у Вас так много.
- Нет, не слежу. В основном это подарки издателей. Они обычно сопровождают свои новинки возгласами: "Вот прочитайте наше новое вот это! Это просто "бомба"!". Я читаю, а "бомба" что-то не взрывается никак. Я уже давно убедился: если какая-то "бомба" случается, то она и сама взрывается, без аннотаций. Когда кто-то говорит: "Вот открыл, раскопал, книга 88 года. Просто супер!", - я понимаю, что если она с 88 года где-то лежала, ничего хорошего в ней нету. Значит, это "бомба" очень узконаправленного действия именно на этого человека. Или если кто-то говорит, что он воплотил замысел, который у него был еще со студенческих времен, с 84 года вынашивал - ничего хорошего не выйдет. Замыслы так долго не живут или совсем у человека с замыслами плохо.

- Сколько же живут Ваши замыслы?
- С замыслами нужно очень осторожным быть. Замыслы приходят в год по несколько и в процессе прихода кажутся выдающимися. Но дело в том, что замысел-то приходит быстро, а воплощать его надо долго.

- То есть надо выбрать тот замысел, который в процессе воплощения не сдуется?
- Именно. Вот ко мне пришел замысел, рухнул прямо во всем своем блеске, а до начала его воплощения проходит около полугода. И за это время он часто меркнет, перестает ощущаться как объемный.

- Вы все же доводите его до конца?

- Нет, я его вообще не воплощаю. Мне кажется, авторам в целом следует быть очень щедрыми людьми, в смысле легко отказываться от своих замыслов, не трястись над ними. А я наблюдаю часто, особенно в писательской среде, как люди трясутся над своими задумками, реализуют их в каком угодно виде, лишь бы только донести, воплотить. Щедрее надо быть, замыслов нормальных если в год один, то это хорошо.

- Но у Вас как-то больше, по-моему.
- Нет.

- Или мне так кажется.
- Можем посчитать. Вы сейчас удивитесь, вы сейчас узнаете, что я просто очень ленивый автор. Спектакль "Как я съел собаку" был сделан в конце 1998 года, десять лет назад. За это время мною было сделано четыре моноспектакля всего, и два спектакля еще я поставил, один из них сам сыграл с Александром Цекало. За десять лет получается шесть спектаклей. Три альбома с "Бигуди", четыре книжки. Все. Причем книжки маленькие.

- Не так много, но и не так мало.
- Получается, в общем, что одно дело в год. При этом книжки-то маленькие.

- А роман должен быть толстым? Раньше было так: роман - толстый, повесть - тонкая, в романе много сюжетных линий, в повести - одна. Сейчас изменились, на Ваш взгляд, жанровые определения? То есть 150 страниц могут быть названы романом вполне беззастенчиво?
- Да вполне. И есть тому пример выдающегося романа, который я всегда привожу. Это, может быть, главный роман на русском языке в ХХ веке - "Зависть" Юрия Олеши. Он тоненький. И это вполне роман. Ведь здесь не только фабула важна. Здесь же способы подачи, типы текста, композиция. Я утверждаю, что моя "Рубашка" - это роман. Именно из-за полифонической структуры. Я не очень в курсе, какие-нибудь концептуальные авторы наверняка писали роман на одну страницу. Роман такая штука… Другое дело, что мы знакомы с такими романами, замысел которых тянет едва на маленькую новеллу, но автор с такой радостью отнесся к этому замыслу, что впихнул туда все, что хотел. Это можно увидеть и в кино, где у режиссера очень мелкий замысел, но он понимает, что, может быть, ему никогда в жизни больше не дадут денег на съемку фильма, и он впихивает туда все, что возможно. Про "Рубашку" многие говорили, что это не роман, а повестушка. Нет, это роман. А уж мой последний роман "Асфальт" вряд ли вызовет сомнения в жанровом отношении.

- К вопросу о "бомбах". "Как я съел собаку" была вполне себе "бомба" общенационального масштаба, и это была Ваша первая грандиозная работа, как мне помнится. Когда что-то первое, что сделал человек, сразу взрывается, потом очень тяжело работать. Вам не было страшно продолжать?

- Конечно, было. "Бомба" была сделана за два года до того, как произошел взрыв. Я уже вполне устал к тому моменту. На тот момент я уже очень хорошо понимал, что хочу заниматься только художественным творчеством. И вся эта шумиха меня хоть и радовала, но утомляла, отвлекала. Следующий шаг, спектакль "Одновременно", был принят не очень хорошо. Хотя спектакль намного лучше, сложнее, интереснее и дольше живет, чем "Как я съел собаку". Но те, кто первым увидели "Как я съел собаку", больше любят именно его, это для многих самый любимый из моих спектаклей. Дело в том, что к моменту появления спектакля "Одновременно" пропал момент удивления. Ведь помимо того, что спектакль "Как я съел собаку" нравился, еще было удивление. У меня - от того, что меня хотят. У публики - от того, что вот он я такой появился из ниоткуда. А удивление хоть и не связано с художественным впечатлением, но это сильно будоражащее переживание. А потом - что мне уже удивляться? И я помню ужас второго шага, второго спектакля, который ты делаешь при пристальном внимании. И уже все настроены на то, что это будет хуже. И как они настроены, так они к этому и отнесутся, обязательно. И чем дальше, тем удивления меньше. Ведь для тех, кто сейчас приходит в театр в виде студентов театральных вузов, например, я мэтр уже, который был всегда. Comedy Club - это дети, которые при мне появились и при мне же уйдут в неизвестность.

- А Вы останетесь?
- Ну конечно.

- Мэтр со знаменем новой драмы?
- Не знаю. Знамя мне пририсовывают. А я по крайней мере еще какое-то время буду современным.

- Откуда Ваша созвучность и современность? Почему Вы оказались созвучны и кому?
- Кому… Все-таки нет такого конкретного поколения, которому я был бы созвучен. А почему современный? Потому что ничего кроме современного, сегодняшнего дня меня не интересует. Художественно опять же. И я это очень сильно люблю, вот то, что есть. И пока у меня есть силы - а они не бесконечны - любить то время и то художественное пространство, в котором я живу, я буду ему созвучен.

- Что такое это художественное пространство?
- Это большой город. А герой - это житель большого города.

- Москвы или Калининграда?
- Большого города. У меня человек долго присутствовал в условном пространстве, некий большой город. Сейчас для меня Москва уже является более интересным и сложным художественным пространством, в частности в "Асфальте" это Москва. Но там приезжий человек, там сильно присутствует провинция в лице города Архангельска.

- В одном из Ваших текстов была такая фраза: дорогой друг, никогда не приезжай в Москву, потому что, пока ты не приехал в Москву, тебе есть куда стремиться, а когда ты в Москве, стремиться больше некуда.
- Я по этому поводу сказал так же недавно, что у любого провинциала есть на одну жизненную возможность больше, чем у москвича. Эта возможность - уехать в Москву. Потому что отъезд человека-москвича в провинцию из каких-то профессиональных интересов или из-за какого-то внутреннего кризиса - это что-то очень странное. А когда человек едет в Москву оттуда, никаких вопросов он ни у кого не вызывает.

Еще я писал большой сценарий про Москву, и там написал о том, что приезжие больше всего боятся встретить и прожить старость в Москве, потому что этот город вообще не для старости. А в романе "Асфальт" есть то, что мне нравится, я прям горжусь этой формулировкой. Есть города, куда люди едут, ну вот именно конкретно в город. Кого-то привлекает Лондон, кто-то уезжает в Санкт-Петербург, кому-то хочется жить именно в такой-то части Питера, и его вдохновляет, что он может прогуляться по Дворцовой набережной, посмотреть на этот удивительный городской вид со стрелки Васильевского острова. Нет ни одного человека из тех тысяч, которые каждый день приезжают в Москву, у кого была бы мотивация иметь возможность посещать Большой и Малый театры, прогуляться по Тверской, по Красной площади. Никого город Москва как город, как некий архитектурный феномен не интересует. Все едут сюда за жизнью.

- Кстати, надо же про новый роман спрашивать…
- У меня есть серьезная претензия на то, что этот роман… Нет, сейчас вообще ничего не может всколыхнуть контекст, но немножко он контекст все-таки всколыхнет.

- Каков этот контекст?
- А отсутствие контекста - это тоже контекст.

- Да, самое интересное на выставках - это люди, которые туда приходят.
- Они создают друг другу ощущение, что это важно. В Москве же такое дело… У меня в романе "Рубашка" есть хорошая фраза, что в Москве найдется хотя бы тысяча фанатов чего угодно. Поэтому сюда и рвутся. И эта тысяча или даже сто человек создают у автора, писателя, художника плотное ощущение успеха. Чем меньше этих людей, тем они плотнее вокруг этого "успешного человека" сплачиваются.

- Вы человек абсолютно разговорного жанра. Текст у Вас как будто сиюминутный, нарочито недочищенный.
- На самом деле, он вылизан до последнего слова.

- Это понятно. Но там, например, много повторов. Вам они как-то особенно дороги?
- Очень важно повторять, повторять. На это обратил внимание, кстати, Петр Вайль. Он сказал: "Как это ни удивительно, Гришковец хочет быть понятым". И это для меня один из главных комплиментов, который я в профессиональной среде слышал. Когда ты каждый день выходишь на сцену, ты чувствуешь жизненную необходимость быть понятным в данный момент. И с текстами то же самое. Я сильно сомневаюсь, а главное, я не слишком хочу, чтобы мои литературные тексты прожили долго. Но пусть они проживут сейчас остро. И будут остро понятными.

- Бытует, тем не менее, мнение, что Вас все же лучше слушать и смотреть, а не читать.
- Мои пьесы, конечно, лучше слушать и только слушать. А книги лучше все-таки читать. Есть много людей, которые знают меня только как писателя. Фактически их и количественно больше, их уже несколько миллионов человек, тех, кто читает меня. Я много спектаклей сыграл, но зрителей моих и полумиллиона не наберется все-таки. А кроме того, я тщательно работал над тем, чтобы отделить себя в конце концов от своего текста. И думаю, что именно в романе "Асфальт" мне это впервые удалось. У меня впервые появились женские персонажи, у меня никогда их не было, женщины никогда не разговаривали.

- Страшно было заговорить от женского лица?
- Не то что страшно, не было возможности.

- Почему? Было непонятно? Было чуждо?
- Было непонятно, не чуждо совсем, но не складывались у меня женщины в цельного персонажа, все распадалось. А потом появилась вот эта женщина определенного возраста, с именем, и заговорила, и начала действовать, да еще взяла и умерла.

- Вы сказали, что живете в Калининграде, не мучает Вас ситуация постоянных поездок в Москву?
- То, что я нахожусь вне дома, меня, конечно, мучает, и всячески беспокоит. Но я не желаю моей семье радости жить в Москве. Хотя с Москвой у меня нет противоречий. Я уверен, что это самый интересный, самый сложный, самый привлекательный и предельный город в стране, в России. А за его пределами собственно ничего и нету.

- Еще чуть-чуть о "бомбах". Что взорвалось для Вас в последний раз? Что Вы прочитали, что Вас вдохновило или что Вы сочли существенным, важным?
- В литературе таких впечатлений не было, поскольку я сам занимался текстами. Просто они для меня не вошли в литературные впечатления, потому что, как известно, чукча не читатель. Если чукча писатель, он практически не может больше ничего читать, а вот с кино были какие-то впечатления. Как меня сильно впечатлил фильм "Свадьба в сезон дождей" индийский, очень поразил. Такое впечатление я получил большое и сильное. Но в основном последний год связан с ожиданиями и разочарованиями, с досадами.

- На этой неделе OZON.ru исполняется 10 лет… Пожелаете нам что-нибудь?
- 10 лет... Я прекрасно понимаю, что это такое. 10 лет назад я сделал спектакль "Как я съел собаку". С одной стороны, мне кажется, что это было совсем недавно, с другой стороны, такое огромное количество событий произошло и со мной, и со страной за это время! Просто это очень хороший такой рубеж. Получается, что давно. Но в то же время я абсолютно ощущаю себя автором начинающим. А это и есть ощущение юности. Поэтому я могу пожелать OZON.ru ощущения и знания, что много сделано, но также, что это только первый, второй, третий шаг, а впереди еще серьезная работа, целая жизнь.

- Долгая и счастливая?
- Счастливая - не знаю, разная, трудная. А в трудности есть много труда. Много трудиться и накапливать, накапливать, накапливать. И никого, из тех людей, что OZON.ru доверяют, не разочаровать, то есть быть последовательными. Ведь к кому обращаются растерянные или не имеющие времени люди? Или те, кто не очень могут свое мнение сформировать сразу? К OZON.ru, которому уже 10 лет... И еще желаю сохранить походку, выработанную за 10 лет. Если есть походка, то это почти самое главное… У вас она есть. Мне вот, например, приятно давать вам интервью.

- Спасибо!




Источник: Ozon
Вы мне слово, а я вам ссылку.





Количество пользователей, читающих эту тему: 1

0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей

Copyright © 2024 Your Company Name